Ничто так не разжигает аппетит, как бегство от голого незнакомца, за которым ты только что шпионила!

Чувствуя некоторое смущение, она заглянула на кухню, которая, должно быть, одновременно служила и столовой, поскольку никакой другой столовой в доме не наблюдалось. А вот у нее дома кухня занимала весь цокольный этаж, а столовая располагалась от нее, должно быть, на расстоянии целого акра. А в папином лондонском доме...

– Доброе утро, Сюзанна, – повернулась к ней тетя Франсис. – А я уж решила, что ты сбежала назад в Лондон.

«Разве я могу выбирать?»

Но тетя Франсис казалась такой доброй и готова была посмотреть сквозь пальцы на то, что племянница вошла на кухню не из дома, а снаружи, когда только-только занялась заря.

– Доброе утро, миссис... тетя Франсис.

– У современных лондонских барышень, должно быть, принято совершать утренние прогулки?

Вопрос прозвучал вполне невинно, тем не менее, Сюзанна была уверена, что тетушка вовсе не так проста, как выглядит, скорее даже с хитрецой.

– Э... у вас такой красивый садик, что я... – Она собиралась сказать: «что я решила его зарисовать», но тут с ужасом обнаружила, что обронила этюдник в лесу. Черт побери! – ...Что я вышла подышать свежим воздухом.

Альбома было страшно жаль, и по многим причинам. Она едва не зажмурилась от стыда, вспомнив: «Вы вели себя очень смирно». Что, если это сосед тети Франсис? И захаживает к ней в гости? Узнает ли она его, когда он будет одет? А он ее – узнает?

Тетушка обернулась и окинула Сюзанну долгим внимательным взглядом.

– Какая же ты хорошенькая, – весело произнесла она. – А платье-то, платье... – Тут радостное выражение сменилось откровенно встревоженным, так что между ее бровями даже появилась морщинка. – Ох, Сюзанна! – воскликнула тетушка, порывисто сжав ей руки. – Меня очень волнует то, что здесь у нас тебе покажется очень скучно. Такой модной барышне! Наверное, я поступила эгоистично и необдуманно, когда пригласила тебя поселиться со мной. Я, видишь ли, единственная родственница Джеймса, и, хотя ему и без меня было хорошо, плохие новости разносятся быстрее, чем хорошие. Я услышала о твоих обстоятельствах. А мне кое-что известно об... обычаях света. – В ее последних словах отчетливо прозвучала горечь. Этот эмоциональный всплеск растрогал и даже несколько напугал Сюзанну.

– Вы знали, что я собиралась замуж? – догадалась она.

– Да, дорогая моя. – Она погладила Сюзанну по щеке. – А раз ты приехала тотчас же прямо ко мне, можно заключить, что ты уже больше не собираешься, а именно этого я и опасалась. Маменьки будущих маркизов слишком практичны, правда?

Какое счастье, что кто-то полностью и искренне на ее стороне. Для Сюзанны это чувство было в новинку.

– Да, – промолвила она с чувством. – Именно практичны.

– Он много потерял, деточка, – живо подхватила тетя. – Тем хуже для него. Но жизнь продолжается. Сейчас нам пора завтракать. Вот гренки с ветчиной в честь твоего приезда и чай. Расставь пожалуйста посуду.

Сюзанна, обрадованная, что предмет разговора сменился, удивленно огляделась. И не на шутку растерялась. Судя по всему, завтрак приготовила сама тетушка. И на стол накрыть больше было некому, кроме...

– Она в буфете, деточка, – мягко подсказала тетушка.

– Ну да, конечно, – пробормотала Сюзанна. Раскрыв дверцы, она увидела, что под посудой подразумевались тарелки, которых было всего четыре. Фаянсовые, цвета старой кости.

Сюзанна порозовела от стыда. Сколько раз ей приходилось видеть, как служанка достает из буфета посуду.

Внезапно эти четыре тарелки показались ей печальным символом ее социального падения, и ожидавшая впереди жизнь понеслась стремительно ей навстречу, как немилосердно несется земля навстречу человеку, падающему с большой высоты.

Слегка дрожащими руками Сюзанна взяла из стопки две тарелки и поставила на стол, надеясь, что разрумянившиеся щеки тетушка отнесет на счет жары.

– Еще раз большое вам спасибо, тетя Франсис, за то, что пригласили меня к себе, – сказала Сюзанна.

– Я очень рада тебе, Сюзанна, – решительно произнесла тетя. – И прошу тебя, не будем больше об этом. Завтра вечером у нас в ратуше бал, и скажу тебе откровенно – из-за тебя я стала знаменитостью. Новое лицо в наших краях всегда становится объектом обсуждений. Все умирают от любопытства, так хотят посмотреть на тебя. Если хочешь, можно будет завтра пойти, дорогая.

Новость подняла Сюзанне настроение. Она с удовольствием пойдет на бал. Себя показать, на людей посмотреть. Главное – себя показать. Быть может, бал поможет ей забыть пережитое.

Но стоп!

– А они... они знают, почему я приехала к вам жить? – спросила Сюзанна. «Они знают, что меня бросил жених? Знают, что я осталась без гроша?» Сюзанна хорошо представляла, что означает, когда люди начинают судачить. Ока сама недавно занималась чем-то подобным. Могла высмеять манеру танцевать Джорджа Перси, например. Ей вдруг пришло в голову, что лучше подождать денек, а то и недельку, а то и годик-другой, чтобы привыкнуть к новому положению. Ведь сейчас она даст пищу для сплетен.

Тетя Франсис смотрела на нее с пониманием и сочувствием.

– Они знают, что у тебя умер отец, и ты переехала сюда, а если кто-то знает что-то еще, то не от меня. Но главное то, как ты сама реагируешь на случившееся, Сюзанна.

Ветер всколыхнул шторы на окнах, и комнатка с простым деревянным полом и каменным очагом внезапно озарилась светом утреннего солнца. Наполнивший ее запах роз смешался с запахом жареного хлеба и ветчины. «При соответствующем освещении красивым может показаться что угодно», – подумала девушка и гордо вскинула подбородок.

– Случившееся меня совершенно не трогает.

Ничего другого Сюзанна и не могла сказать, когда все вокруг было залито солнцем, а воздух напоен чудесными ароматами.

Глава 4

Кит успел забыть, каким был загородный дом Грантемов – летом он копил зной, зимой – холод. С наступлением ночи войти в спальню было все равно что сойти с корабля в какой-нибудь Вест-Индии. Но Кит научился не привередничать, в каких бы условиях ни приходилось спать. На военной службе спишь урывками, где придется, также как питаешься, и радуешься, если это вообще удается. Кит разделся и бросил одежду на стул. Заряженный пистолет положил на тумбочку в изголовье. От лежавшего на тарелке куска сыра отрезал ломтик и с аппетитом съел. Нож он тоже положил на тумбочку. На всякий случай хорошо иметь несколько видов оружия.

Кит откинул простыни, легкие и мягкие, как вечерний бриз, – единственные предметы роскоши, которые позволил себе захватить из Лондона, и лег.

Но прежде чем погасить свет, он, повинуясь импульсу, взял в руки этюдник и попытался соединить в единое целое историю, о которой повествовали рисунки. Судя по картинкам с красивыми домами и барышнями, художница вела приятную светскую жизнь. И вдруг как восклицательный знак – голый виконт!

Кит, усмехнувшись, отложил альбом, погасил лампу и закрыл глаза.

Когда он снова открыл их, в комнате было так же темно. Видимо, спал он совсем недолго. Но тишина вокруг стала несколько иной – словно в нее проникло нечто чужеродное. Затаив дыхание, Кит слегка приоткрыл веки, оглядел комнату и рядом со столом увидел темную тень.

Кит схватил нож, скатился с кровати и обхватил рукой незваного гостя сзади за шею.

– Только шевельнись – и захлебнешься кровью, – пробормотал он.

Незнакомец тщетно попытался высвободиться. Некоторое время мужчины топтались на месте, изо всех сил напрягаясь и тяжело дыша.

– Полегче, Грантем, – прохрипел наконец злоумышленник.

Кит слегка ослабил хватку.

– Джон, ты?

Молчание.

– Кит? – выдохнул Джон Карр.

– Да, – изумленно подтвердил Кит.

Снова – молчание.

– Ты что, голый? – В голосе Джона прозвучал ужас.

Фыркнув, Кит оттолкнул Джона Карра, схватил со стула панталоны, сунул в них ноги и зажег лампу у кровати. Друг детства стоял посреди комнаты, потирая шею.